Ункас видит, что его друг несколько раздражен вопросами оборотня. На некоторые из них и вовсе не хочет отвечать. Задает в ответ свои вопросы, смотрит на старика с подозрением. От этого каурому как-то неуютно: несмотря на свой вздорный нрав, на всю свою гордыню, молодой кентавр прекрасно знает, в какие моменты лучше вести себя тише воды, ниже травы и не привлекать к себе лишнего внимания. Злость и раздражение часто срывают на том, кто подвернется под горячую руку, а у Черного Дрозда рука тяжелая...
- Мы ищем лучшей доли, - осторожно отвечает лучник отшельнику, покосившись на вороного. Не стоит превращать мирную беседу в допрос - никому от этого добра не будет. В конце концов, ответ можно дать туманный - да, Быстроногий Олень знал, что Чогэн не любит играть словами, не любит пускать пыль в глаза, но на то их и двое, что один сильнее, а у другого язык лучше подвешен! Но, встряв в разговор, каурый продолжать не спешит, прикусив язык и сделав вид, что снова занялся мясом.
Взгляд у Берга пронзительный, ясный, умный. Он так смотрит на кентавров из-под своих кустистых бровей, что, кажется, видит их обоих насквозь. Но не потешается над неопытностью молодняка, над потугами казаться сильными, независимыми и уверенными в себе, а скорее искренне хочет помочь. По крайней мере, так кажется Ункасу. Он чтит старость, но под таким вот взглядом оборотня чувствует себя еще более неловко, словно снова стал тонконогим несмышленышем-жеребенком.
- В степи всегда война, - с какой-то грустью отвечает старик вороному, - Война за выживание. Земля оскудела - это верно, оттого и меняются границы следом за кочевьем. Но путь ваш лежит в земли, что более благосклонны к своим детям и щедры на дары. Там больше дичи и мягче зима.

Под недовольным взглядом Чогэна каурый тут же пытается всем видом показать, что он молчал, ничего не говорил и вообще его здесь нет. Прикусывать язык лучник не любит, но еще больше он не любит выяснять отношения на глазах у чужаков. А Берг - чужак, из тех, кому следует демонстрировать сплоченность и дружность табуна, выступая плечом к плечу, а не внутренние конфликты. Племя всегда едино, когда рядом чужаки, и все междоусобицы должны быть временно забыты: это непреложный закон, это инстинкт. Возможному врагу, пусть даже тот не выглядит опасным, нельзя показывать свои слабости.
Ункас не считает, что жизнь - это война, и едва сдерживается, чтобы не зафыркать на слова вожака. Жизнь - это хорошая скачка, ветер в лицо, аромат жареного мяса у ночного костра. Это надежное плечо друга рядом и благосклонность кобылок. А война - это способ достойно завершить жизнь. Но от нее лучше держаться подальше, вот как Берг, например.
Оборотень спокоен. Если слова Черного Дрозда его как-то задевают, то он ничем этого не выдает. Что ж, у старика было много времени, чтобы научиться держать лицо в любых ситуациях. Быстроногий Олень ведет ухом, ловя спокойный, чуть дребезжащий по старости голос их гостя:
- Мне некуда возвращаться. Я - последний из своего рода, и жизнь моя в руках богов. Они ведут меня по пути одиночества. Но в благодарность за пищу мы проводим вас до границ своих охотничьих угодий, - старик не говорит, далеко это или близко, но молодой кентавр надеется, что волки недолго пробудут с ними. Несмотря на преимущества такого "союза", он не сможет чувствовать себя спокойно рядом с серыми хищниками, пусть волчий пастырь и контролирует свою стаю.
- Мы оставим вам все мясо, что не сможем унести с собой, - вежливо произносит каурый, бросив быстрый взгляд на друга. Пусть волки глодают кости, ни к чему тащить с собой лишнюю тяжесть.

Остаток ночи проходит большей частью в молчании. Старик, разделив с ними поздний ужин (или ранний завтрак), уходит к своим подопечным, а кентавры, доев, возвращаются к разделке туши. С мясом возни много: часть закоптить, часть завялить, часть засушить... Шкуру молодого бычка тоже было бы неплохо взять с собой, но от этой мысли приходится отказаться: молодому лучнику быстро становится ясно, что забрать, конечно, хочется многое, но лишний груз на себя навьючивать не стоит. Иначе далеко они не уйдут. Дай ему боги волю и возможность - Ункас бы весь лесок с собой забрал, ведь в голой степи каждая веточка для костра на счету.
Работа спорится в умелых руках. Беспокойному каурому не сидится на месте: закончив с мясом, он обходит лесок, высматривая травы, похожие на те, что им давал шаман. Лечебные али пряные, чтобы было чем сдобрить вкус мяса. Много трав собрать не удается, зато к ним добавляются грибы и горсть ягод. Ягоды и грибы кентавр подсушивает у костра и бережно прячет в сумку, туда, где хранит приправы.
Волки недалеко: их присутствие постоянно ощущается, но угрозы это не несет. Зверь, который хочет напасть, смотрит совсем иначе. Видно, Берг действительно хорошо контролирует свою стаю. Старик к вечеру возвращается к костру и помогает кентаврам с мясом и последними приготовлениями к дороге, которая ждет утром. А еще сноровисто мастерит из бизоньей шкуры большой мешок, куда влезает немаленькая часть припасов. Отшельник собирается тащить мешок сам и поясняет, что это мясо они съедят в дороге, так что охотникам не придется тратить те припасы, которыми они набили свои сумы.
Остаток вечера Быстроногий Олень болтает со стариком, к которому все больше проникается доверием, расспрашивая старого волка о том, какая дичь водится в тех краях, куда они держат путь, какие ориентиры им могут встретиться, как найти воду и многое другое. Отшельник охотно делится тем, что знает, и, похоже, искренне желает помочь новым знакомым.
Утром они собирают вещи и выступают на юг. Путь до южных границ владений стаи Берга занимает трое суток,  но, к счастью, ливни прошли стороной, и погода им сопутствует пасмурная, но не дождливая. Идти не мешает ни палящее солнце, которое скрывают тучи, ни вязкая грязь под копытами, в которую дождь превратил бы землю.

- Что, рад избавиться от волков? - Быстроногий Олень довольно улыбается. Его самолюбию очень льстит то, что вороной его ценит и ревнует ко всяким там оборотням, впрочем, старательно это скрывая. Но от друга тяжело скрыть свои истинные чувства, да и слишком прямолинеен Чогэн, чтобы хорошо скрывать свое недовольство. Или свою радость, вот как сейчас - даже не думает притворяться, что не ужасно доволен уходом Берга и его волчат. Ишь как гарцует от радости!
Самому же лучнику компания старика нравилась, чего уж там скрывать. Он был бы вовсе не против, реши оборотень пройти с ними еще пару дневных переходов. Но не испытывать же вечно терпение брата! Тот и так за эти дни извелся и чуть ли не землю копытами рыл в нетерпении, дожидаясь того момента, когда Берг и его волки развернутся и уйдут.
- Веди, вождь, - Ункас встряхивает гривой и раздувает ноздри. Он бы не отказался сейчас от хорошей скачки, несмотря на поклажу и усталость, которая накапливалась с каждым очередным днем их долгого пути. Интересно, надолго ли еще хватит их сил? Впрочем, куда больше в данный момент каурого волновали слова Берга, сказанные отшельником на одном из привалов, когда Черный Дрозд отошел и не мог их слышать: "Друг твой властолюбив, горд и слушает себя охотнее, нежели других. Если не хочешь, чтобы про тебя забыли, променяв на тех, кто привык смотреть в рот и беспрекословно повиноваться, то укроти свою дерзкую натуру и стань для своего вождя ближе, чем кто-либо другой. Стань для него не только другом и братом, стань для него всем: верным соратником, мудрым советником, надежной опорой, любящей женой, заботливой матерью. Тогда он не променяет тебя даже на тот табун, о котором мечтает."
Молодой кентавр не хочет думать о том, что сейчас Чогэн вполне способен его променять на кого-нибудь более полезного и покладистого. Или просто на кобылку. Но в словах старика было зерно истины, и именно оно не дает покоя. Смирять свой норов и становиться покорным и покладистым Быстроногому Оленю не хочется, как и изображать заботливую женушку вороного. Но пока что и взбрыкивать повода нет.

Ункасу нет нужды так красоваться, как Черному Дрозду, он только фыркает, глядя на то, как его друг рисуется, поднимаясь на дыбы. Красив, зараза - мощный, лоснящийся, грива и хвост по ветру развеваются... Молодой охотник знает, что сам-то выглядит далеко не так впечатляюще, но зато он хорош в другом. В табуне он всегда славился своей скоростью, и потому каурый дает Чогэну фору, бросаясь вдогонку не сразу, а немного погодя.
И с легкостью догоняет приятеля, на всем скаку проносится мимо и летит дальше, вперед, в бескрайнюю степь. Вороному его не догнать при всем желании, он слишком тяжелый для скачки, и потому Быстроногому Оленю приходится то и дело возвращаться к другу, делать круг вокруг него, чтобы держаться наравне, и... снова вырываться вперед, конечно же, потому что сдерживать себя, когда в лицо бьет свежий ветер, треплет гриву и хвост, а трава сама стелется под копыта, просто выше всяких сил!
Правда, скакать с поклажей было не самой лучшей идеей. Это они быстро понимают, когда сумки набивают синяки на боках, мотаясь из стороны в сторону, а ремни натирают вспотевшую кожу. Приходится остановиться, чтобы отдышаться и стереть пот со шкуры пучками сорванной тут же травы, а затем... Затем до них долетает запах дыма, и на этом игры и скачки заканчиваются. Охотник мигом подбирается и хватается за лук, накладывает стрелу на тетиву и тихо идет следом за Черным Дроздом, настороженно, внимательно вглядываясь в заросли степного хмызняка. Здесь кто-то есть или был недавно, и это скорее враг, нежели друг. Поэтому, заметив движение в траве, Ункас сразу же подает сигнал товарищу и прицеливается, готовясь спустить тетиву в любой момент.

К сожалению, в густой траве нет ничего опасного. К сожалению - потому, что Быстроногий Олень давно жаждет проявить себя в настоящем бою, показать приятелю, чего стоит, а подыхающий орк достойным противником никак не может быть. Был бы живой-здоровый - тогда и пристрелить можно было бы, клыки в качестве трофея взять, а так... К чему возиться с падалью?
Впрочем, Чогэн таки решает повозиться. Каурый тихо фыркает - он бы предпочел просто добить зеленомордого и двинуться дальше, но в расспросах, пожалуй, есть рациональное зерно: им нужно знать, откуда ждать опасности. Иначе они оба могут остаться гнить в траве, как этот орк.
Пока Черный Дрозд пытается добиться от упрямой твари ответа, лучник следит за окрестностями, высматривая возможную угрозу. А ну как другие орки подкрадутся со спины? Но степь спокойна и кажется пустынной, так что молодой кентавр позволяет себе встрять в допрос:
- И где эти "суки"? Куда пошли? И сколько их?
От ответа зеленомордого зависит, пойдут ли они по следу его дружков или двинутся дальше, не задерживаясь у реки. У орков, конечно, может быть неплохая добыча, которую можно отбить и забрать себе, но... Если этих тварей больше пяти, то лучше с ними не связываться. А если здесь поблизости сделало стоянку целое племя, то стоит поскорее уносить ноги: не хватало еще самим стать обедом!

Ункас гарцует на месте. роет копытами землю. Он возбужден, в темных глазах разгорается искорка азарта: похоже, они с Чогэном могут попытать счастья! Всего четыре орка, которые не знают о преследователях! На худой конец, можно поискать тех, кого эти зеленокожие твари ограбили. Если найдутся выжившие - помочь им и получить награду за помощь!
- В закат - это на запад? Или ты вздумал нас дурить? - каурый ставит копыто на грудь Грызу. Давит не сильно: их пленник и так подыхает, не дай боги протянет ноги раньше времени! Они ведь еще не убедились, что слова зеленомордого - правда.
- Что думаешь, Чогэн? - молодой кентавр помахивает хвостом, пытливо глядя на друга. И наклоняется, чтобы обшарить орка: вдруг тот сумел спрятать от своих собратьев-предателей что-то ценное? - Мы ведь справимся с ними, если они не получат подкрепления...
Хотя, с другой стороны, то, что ценно для орков, может оказаться для двух путников напрасной тратой времени.
- А что у вас за добыча? - Быстроногий Олень снова пытается растормошить умирающего, чтобы получить ответ, - На кого вы напали? Что отняли?
Если орки ограбили таких же голодранцев в рваных шкурах и для них ценная добыча - подстреленная газель да охотничий нож, то какой смысл в том, чтобы пытаться на них напасть? Правильно, никакого. Мясо они себе и так добудут, чай не сосунки давно, а у реки всегда хорошая охота. Или рыбалка.