Ункас скептически фыркает. Черный Дрозд слишком много о себе думает! Это вовсе не он "взял с собой", а сам лучник решил, что пойдет следом за другом! И сам, приняв такое решение, попрощался с родителями, шаманом и увязался следом за вороным, не поддаваясь на все уговоры остаться!
Но, признаться, слова Чогэна льстят задетому самолюбию, залечивают рану, нанесенную обидными словами, и каурый немного оттаивает. Душевно, а не телом - тело грозится превратиться в глыбу льда, если они в ближайшее время не найдут укрытия от непогоды. Только никуда идти не хочется.
- Знал, - немного ворчливо соглашается Быстроногий Олень и, шмыгнув носом, прячет лицо на плече друга, обнимает того за пояс под плащом, прижимаясь озябшими ладонями к горячей коже. Черный Дрозд большой, мощный и теплый, почти горячий, несмотря на мороз, и Ункас, дрожа, жмется к нему, пытаясь хоть немного согреться. Ладно, можно считать, что вороной прощен, почти прощен, поэтому можно использовать его как грелку, но себя лучник знает: злопамятный и мстительный ведь, не скоро забудет обиду и вообще эту историю с проклятой богами подковой!
- Мы и вдвоем тут сдохнем, если так и продолжим стоять... - каурый громко фыркает, но с места не двигается. Ему все равно, за это время он успел десяток раз смириться с тем, что умрет этой ночью, и десяток раз передумать, а апатия подавляет все желания, кроме одного: лечь прямо здесь и уснуть. Но лечь не дает Чогэн, и рядом с ним, в его объятиях так хорошо, что молодой кентавр безропотно позволяет увлечь себя куда-то и послушно перебирает ногами, стараясь, впрочем, беречь левую заднюю.

Делать то, что говорят, просто подчиняясь - это легко. Думать не надо. Ункас послушно вытаптывает в снегу небольшую "полянку" и застывает в ее центре, бездумно глядя на снег, который сыпется с неба. Через какое-то время, правда, молодой кентавр вырывается из этого подобия транса и бросается помогать товарищу:
- Нет, не так, погоди, - Чогэн выбрал слишком рыхлый, свежий сугроб, а двуногие в деревне говорили ро давний, слежавшийся. Такой намет - у самой скалы, там снег слежавшийся, твердый. Его труднее расковыривать и отгребать в сторону, зато свод "пещеры" не обрушивается, да и сугроб этот больше, в нем и пятеро кентавров поместиться смогут... Впрочем, они выкапывают лежку только на двоих - к этому моменту Быстроногий Олень умудряется ободрать до крови все пальцы о слежавшиеся льдинки в снегу, да и руки совсем закоченевают, зато сам он немного согревается в процессе работы и уже не трясется, как цуцик на ветру.
Каурый охотно забирается в пещерку и устраивается подле вожака, устало выдохнув. Греет замерзшие руки о бок Черного Дрозда, поправляет оба плаща так, чтобы мокрые участки не касались тела, и пытается уснуть, но сон не идет. Так что, едва отогрев пальцы, охотник начинает возиться: аккуратно, стараясь не дергать плащ, расстегивает ремни сумок и те, что держат оружие, избавляя себя и вороного от поклажи. Глефу и копье укладывает рядом, сумки - у себя в передних ногах. Выуживает из своей две припрятанные полоски сушеного мяса и небольшую оплетенную лозой бутыль: в деревне называли это самогоном и говорили, что это питье согреет в любой мороз. Ункас не удержался и прихватил с собой бутыль. Что ж, пришло время попробовать...
Молодой кентавр, вытащив пробку, морщится от запаха и делает большой глоток. после которого заходится в кашле: огненная вода обжигает глотку и проваливается в желудок теплым комом. Быстроногий Олень поспешно набивает рот сушеным мясом, а вторую полоску и бутыль сует в руки другу:
- На вот... Чтобы не замерзнуть...

Недовольство Чогэна - это ерунда, на которую можно не обращать внимания. Хуже, чем их драка, уже ничего не будет, потому как устраивать очередную потасовку в пещерке под снегом вороной не рискнет: побоится обрушить свод. Так что Ункас пропускает недовольный приказ мимо ушей и беззастенчиво греет пальцы о торс друга, пока расправляется с ремнями. И, судя по всему, Черный Дрозд не так уж против.
Как и поесть, собственно. И выпить. Молодой кентавр откашливается и неопределенно пожимает плечами:
- Вроде теплее стало... - но вряд ли виной этому самогон, хоть и возникает ощущение, что выпитое греет изнутри. Гадость страшная! Быстроногий Олень приваливается плечом к плечу вожака, дожевывая мясо, и с сомнением смотрит на бутыль: больше пробовать это пойло не хочется, но он же мужчина, а не ребенок или застенчивая девчонка! Он не должен отставать от Чогэна!
Решившись, каурый жеребец отбирает бутыль и снова прикладывается к ней. И снова кашляет, сплевывает по примеру вороного и морщит нос:
- У нас почти не осталось еды... - даже заесть эту дрянь нечем. Точнее, есть чем, но остатки мяса лучше припасти на завтра или попытаться растянуть на два дня - вьюга может бушевать еще долго, а охотиться в метель - бесполезная трата времени и сил, все равно ничего не добудешь.
В голове начинает шуметь. Самогон намного крепче вина и пива, которые Ункас пробовал в деревне, и с непривычки да на пустой желудок быстро бьет в голову. Лучник пристраивает голову на плече приятеля и прикрывает глаза:
- Хорошооооо... Теплоооо...

Бутыль каурый отдает без сопротивления. Он уже выпил достаточно, чтобы доказать, что вполне дорос до такого крепкого напитка. так что больше глотать эту гадость не хотел. Хватило. Стало теплее и как-то даже легче дышать, хотя темнота и замкнутое пространство вроде этой маленькой пещерки всегда давили на Ункаса, заставляли его чувствовать себя неуютно.
Темно. Почти ничего не видно. Только когда Чогэн шевелится, Быстроногий Олень может разглядеть контуры его силуэта. Только когда тот наклоняется близко-близко - черты лица, и то молодой охотник не может поручиться, что действительно видит это, что ему не кажется. Но ему все равно, так это или нет. Ему все равно, что вороной ведет себя странно, что вспоминает тот дурацкий разговор у костра и бестолковый поцелуй.
- Зачем? - успевает спросить каурый, не видя в словах старшего товарища никакого смысла. Тот хочет убедиться, хороший и из него учитель? Ункас и сам не знает, но у Черного Дрозда губы теплые, мягкие, несмотря на то, что обветрены и потрескались на морозе, как и его собственные. Поцелуй, пожалуй, приятен, хоть разбитая губа тут же напоминает о себе болью, и молодой кентавр позволяет себя целовать, не стремясь перехватывать инициативу. Мягко отвечает на поцелуй, немного лениво, немного сонно, разморенно, неловко обнимает Чогэна за пояс, легонько поглаживая пальцами границу гладкой кожи и мягкой шерсти, и желания возмущаться поведением друга не возникает, хотя стоило бы уже заявить, что проверка как-то затянулась.

Отредактировано Ункас (04-09-2015 21:50:09)